Я отвожу взгляд от его лица и усмехаюсь, но это выходит обреченно-грустно, так что внутри становится тяжело.
– Она лучшая подруга Мел. Нет, не так, она контролирует мою дочь правильно и сильно – вот лучшее объяснение их отношениям. Я ни разу не видел такую женскую дружбу, а она у них крепкая. И Хлои помогает мне наладить отношения с дочерью, – говорю я, но друг изгибает бровь, явно ожидая продолжения. – Я переспал с ней в Далласе, – едва слышно говорю я, а рот Ноа приоткрывается. – Я не знал, кто она, и она не знала, кто я. Мы выпили. Ладно, я выпил, она не так уж и много. Черт, я не был пьян, Ноа. Не настолько, чтобы этим оправдываться.
– Ну, зато можно объяснить твой порыв использовать незнакомку в своих целях. Один раз – и свободна.
– Два раза. Мы трахались два раза. Первый в постели, второй в душе, и мы спали вместе. Она заснула, а я смотрел на нее.
– Офигеть. Ты и года не можешь прожить без приключений. И что она теперь хочет? Денег? Шантажирует тебя? – хмурится он.
– В том-то и дело, она не ничего от меня хочет, вообще ничего. Совсем ничего. Ни капли.
– Но это же хорошо?
Я делаю неоднозначный взмах рукой, и друг начинает смеяться, тут же обо всем догадываясь.
– Это ты хочешь ее. Ты хочешь снова трахнуть ее, поэтому вчера ты привел ее в ресторан, пытался вспомнить навыки идеального кавалера и приревновал ко мне. Ты завел своего зайчика и не можешь успокоиться, – сквозь смех говорит он.
– Не называй мой член зайчиком, придурок. И да. Я думать не могу ни о чем, как только о ней. Я работать не могу, даже с Соней спать не могу. У меня не встает, а на нее пожалуйста, моментально – от одной фантазии, от одного поцелуя. И самое страшное знаешь что? – признаюсь я.
– Что? – подавляя смешки, спрашивает Ноа.
– Она все знает. Буквально все. Как будто читает мои мысли, забирается в голову, – я замолкаю, официант ставит перед нами обед и удаляется.
– О чем знает? О том, что ты ее хочешь завалить? – интересуется он. – Так об этом несложно догадаться, над твоей головой горели красные буквы: «секс».
– Ничего у меня не горело. И нет, о том, что у нас с Соней проблемы, и она играет со мной. А вчера я, придурок, сам признался, а она насыпала мне в трусы льда. – Во мне снова просыпаются злость и обида на ту выходку, а Ноа откидывается на стуле и смеется настолько громко, что на нас обращают внимание за соседними столиками.
– Да заткнись ты, идиот. Ты и понятия не имеешь, насколько это больно и унизительно. У меня стоял, она возбуждала меня и отомстила за то, что я обозвал ее. А сегодня… черт, да прекрати ты ржать. Лучше помоги мне. Я не знаю, что мне делать, – я, перегибаясь через столик, ударяю друга по плечу, он практически плачет от смеха.
– Эрик, да ты попал.
– А то новости, скажи что-нибудь умнее. Я даже о Соне забыл, и она чувствует это. Сегодня я ей сказал, что не смогу прийти на ужин к ее родителям, так она обвинила меня в том, что я перестал ее уважать и совсем забыл о ней. И черт, она права, полностью права, – я запускаю руку в волосы от переизбытка эмоций и закрываю глаза, чтобы немного успокоиться от этих воспоминаний.
– А ты любишь ее? – задумывается Ноа.
– Да, конечно. Мы вместе уже полтора года, и я же решил… Не знаю, сейчас я не знаю. Любовь… Я ей говорил об этом миллион раз, как и она мне. А сейчас… Я и понятия не имею, что такое любовь. Соня идеальная, просто мечта перфекциониста, и мне с ней… нормально, – я не могу сформулировать ни единой мысли в голове и выдаю все сумбурным потоком.
– А вчера с Хлои… как ты себя чувствовал? – интересуется он.
– Слишком много всего. Вначале я был спокоен, мне было настолько комфортно, что я отдыхал. А потом, после твоего появления, мне захотелось ее убить. Задушить и трахнуть. Жестко трахнуть прямо там или в машине. Знаешь, я же всегда выбирал взрослых женщин для себя. А ей двадцать, может, поэтому меня так тянет к ней. Она как яркая бабочка, ты же сам видел, – я слабо улыбаюсь, пока вспоминаю все, а Ноа прищуривается и стучит пальцем по подбородку.
– Эрик, с прискорбием сообщаю тебе – ты начинаешь влюбляться, – выдает он.
– Ха-ха, юморист, – язвлю я.
– Ты всегда отличался сильной любвеобильностью к женскому полу. Ты не пропускал ни юбки, ни хорошенького личика. У нас даже блокноты были, где мы ставили палочки, кто сколько трахнул за ночь.
– Это было в прошлом.
– Да, до того момента, как ты узнал, что у твоего отца неоперабельная опухоль головного мозга. И ты резко разорвал все связи и объявил о любви всей своей жизни – Соне. Но, Эрик, твой отец умер, ты поиграл роль прекрасного сына, и можно успокоиться.
– Ты не понимаешь, – качаю я головой. – Мне тридцать четыре, Ноа.
– Как и мне. Но я не бросаюсь в омут с головой и не обвязываю себя цепями, чтобы сидеть и мучиться, как ты сейчас. Живешь с одной, жениться собираешься на ней, а тело твое жаждет другую. Да и не только тело, Эрик. Загляни глубже.
– Это обычное вожделение, обычное желание потрахаться… с ней, – я упрямо поджимаю губы, уверяя его в своих словах.
– Ну ладно, допустим, не влюбляешься, но определенно ты испытываешь к ней больше, чем возбуждение. Это как болото, опасное болото, оно засасывает красиво и мягко, и ты не ощутишь, когда задохнешься. И она – подруга твоей дочери. Я сейчас охреневаю немного, Эрик. Вот это поворот.
– Причем ты не видел, что она может сделать. Она с легкостью уговаривает Мел идти на контакт со мной, и дочь это делает. Это просто невероятно, – восхищенно делюсь я.
– Ей двадцать? – спрашивает он, и я киваю.
– Соня знает о том, что ты спал с кем-то? – Следующий вопрос приводит меня в раздражение, и я кручу пальцем у виска.