Когда я влюблялся в последний раз? Не помню. Уже ничего не помню. Знаю только свой распорядок дня, секс по пять минут и никаких вторжений во внутренний мир. А с ней все иначе, хоть она и берет все под контроль, она может взрываться, сводя меня с ума.
Никакой любви. Разве я могу любить? А может ли она?
– Эрик, просыпайся, ты на моем месте валяешься, – меня пихают в плечо, но я не хочу открывать глаза. Я ведь так хорошо отдыхал. Руками ища теплое тело, согревающее меня до этого, я нахожу только кожаную обивку кресла.
Я резко распахиваю глаза, моргая, и оборачиваюсь: надо мной стоит Мел, а позади я слышу разговоры.
– Да, мы начинаем снижение через пятнадцать минут, поэтому если ты голоден, то успеешь еще поесть с Ноа и Хлои, – дочь указывает за мою спину, и я сажусь ровнее и тру глаза.
Ноа и Хлои?
Я резко оборачиваюсь и вижу, как девушка улыбается другу, который что-то увлеченно ей рассказывает, а потом начинает смеяться, допивая апельсиновый сок.
Мне что, все это приснилось?
– Блин, Эрик, мне сейчас плохо станет, дай мне сесть, – стонет Мел, и я на автомате встаю и освобождаю ей кресло.
– О, да было много всего. Особенно когда мы были студентами, ты не представляешь, какие вечеринки мы устраивали в братстве. Это были те еще попойки, а оргии…
Я подхожу к столу и бросаю злой взгляд на Ноа, заметившего меня, и он замолкает.
– С добрым утром, – улыбаясь, говорит он, а Хлои смотрит на меня с хитрецой в темных глазах.
Что он ей рассказал про меня? Что, черт возьми, тут происходит?! Вот и поспал, называется.
– Дай мне сесть, – грубо говорю я, указывая ему, чтобы отвалил отсюда.
– Ноа, потом я жду продолжения об этих оргиях, – говорит Хлои, и он кивает, подмигивая ей.
– Я предупреждал тебя, – тихо цежу я ему, как только он равняется со мной.
– Ревнивый зайчик, – смеется он и оставляет нас одних.
Я раздраженно сажусь на диван, наливая себе сок.
– Выспался? – интересуется Хлои.
– Нет, – бурчу я, все еще злясь на что-то, но не могу понять на что.
– Ты всегда такой, когда проснешься? Злой и ворчливый, как старикашка? – хихикает она, и я бросаю ей предостерегающий взгляд.
– Мне это приснилось? – шепотом спрашиваю я.
– Что именно?
– Наши разговоры, разбор полетов и то, что ты согласилась быть со мной… тайно, – уточняю я.
– Возможно, – пожимает она плечами, промокая губы салфеткой. – Какие у тебя красочные сны.
– Хлои, – я кладу руку на ее бедро и сжимаю его, требуя ответа.
Девушка на секунду прикрывает глаза, а потом открывает их, растягивая губы в улыбке.
– Встретимся в моей постели сегодня ночью, – одними губами произносит она, и я облегченно вздыхаю, расслабляясь от этой напряженности в организме.
Она кладет свою руку на мою и убирает ее со своей ноги, но я хватаюсь за ее запястье и быстро бросаю взгляд на сиденья, где Ноа болтает с Мел.
Другой рукой я обхватываю ее затылок, моментально притягивая к себе девушку, и целую в губы, она замирает от неожиданности. Я чувствую себя мальчишкой, проказником, срывающим поцелуи украдкой от родителей. И мне это нравится.
Какая она сладкая.
– Я так сильно хочу тебя, малыш, – шепчу я в ее приоткрывшиеся губы.
Она резко снимает с себя мои руки и возмущенно встает, бросает в меня салфеткой, затем крутит у виска, показывая на то, что мы тут не одни. Я только приподнимаю брови, говоря ей, что мне плевать, а она, закатывая глаза, демонстративно уходит от меня.
Я провожаю ее взглядом, задерживаясь на аппетитных ягодицах. Это сегодня будет моим! Моим, черт возьми! Она будет моей! Вся без остатка в моих руках!
Мне хочется смеяться и радоваться от своих мыслей. Моя. Я мечтательно закрываю глаза, попивая сок, до тех пор, пока Питерс не сообщает мне, что пора вернуться в кресло.
Теперь Хлои сидит напротив меня, а Ноа продолжает развлекать мою дочь какими-то историями, от которых она улыбается. Я его предупредил и в отношении Мел. Никаких интрижек, ничего.
Да, я лицемер. Я хочу ее подругу, предлагая ей эту самую грязную связь, и запрещаю другу даже думать, чтобы завалить мою дочь в постель. Но это моя дочь! А Хлои… Хлои – девушка, просто девушка… моя тайная девушка.
Я полный и законченный урод!
Хватит с меня самоанализа, как я и говорил, буду плыть по течению. Когда-нибудь отпустит, надеюсь, и я охладею, если она это не сделает первой.
– Ноа, дай ей пакет, пусть дышит в него, – громко говорит Хлои, и я моргаю, непонимающе поворачиваясь к побелевшей дочери.
Черт!
– Мел, не опускай голову, наоборот, подними ее. Да, вот так. Ноа, черт тебя подери, не сиди ты как истукан, дай ей пакет, – наставляю я Мел, отдавая указания другу, замеревшему от такой реакции на снижение самолета, и он все выполняет.
– А теперь, дорогая, глубокий вдох и выдох, вот так. Еще раз. Ноа, делай эти упражнения с ней, так она не собьется, и возьми ее за руку, – добавляет Хлои, и я бросаю на нее злой взгляд.
– Заткнись, – одними губами говорит она, а я молча пыхчу от раздражения, что мой друг держит за руку мою дочь. Но разве не все равно, если это поможет моей дочери пережить посадку? Плевать.
– Еще немного, Мел, минут пять, и мы сядем. – Хлои ласково успокаивает ее, а я смотрю, как Мел пытается прийти в себя, но у нее это получается крайне плохо, над губой появляется испарина. А я даже не знаю, как ей помочь, я не был в таких ситуациях. Никогда не был.
– Это всегда так? – озабоченно спрашиваю я Хлои.
– Нет, обычно она спит, но таблетки действую недолго, поэтому сегодня вот так. В Нью-Йорк мы летели спокойнее, чем сейчас. На обратном пути надо будет ей принять три таблетки. Но ничего, пройдет, говорят, что с годами проходит, – хмурится она и поворачивается снова к паре слева от меня.